[rat-m]

Если кому-то текст не понравится по "идеологическим соображениям" — поверьте, пипл, я себе уже всё на этот счёт сказала сама, в очень резкой форме. Но прогнать не получалось, а игнорировать не умею. И так уже с недосыпу башка трещит.

О чём не рассказал терновый куст

Дисклеймер: Маленькая разбойница, Герда и Кай принадлежат Андерсену, обитатели леса (да и сам лес) - тоже, хоть и не знают об этом. Мои здесь только любовь и пара вопросов.

О чём не рассказал терновый куст

— Неудивительно, что они решили здесь задержаться, такая красота в нашем лесу, что ни с чем не сравнится, — гордо заявила сорока, будто всё это: и лес, и бескрайнее прозрачное небо, и свежая зелень — было создано лично ею.
Ель чуть презрительно шевельнула ветвями. Ей куда больше нравилась зима. Как быстро все забыли, что совсем недавно стояли рядом с нарядной елью бедными родственниками, едва прикрывшими наготу снежным покрывалом! И как неприятно снова становиться всего лишь одной из многих!
— Тише, — шепнул терновый куст. У него был отменный слух.
На поляну вышла Маленькая разбойница, оставившая где-то свой пистолет и яркую шапочку. Она замахнулась было, чтобы швырнуть в сороку прошлогодней шишкой, но передумала, вздохнула и присела на траву. Мимо, пофыркивая, протопал старый ёж. Маленькая разбойница ловко схватила его и подняла, чтобы разглядеть поближе.
— Куда торопишься, колючий? — спросила она, трогая пальцем мокрый ежиный нос. — Вот и Герда тоже… торопыга. А по мне так спешить некуда. Мир, конечно, велик, но разве его узнаешь, если будешь нестись, сломя голову?
Ёж промолчал, не считая нужным вступать в разговоры с невоспитанными девчонками.
— Есть такая сказка, про волшебный лес, в котором время останавливается. Не так, как в саду колдуньи, а наоборот: ты там ходишь себе, гуляешь, а снаружи и минуты не пройдёт…
Ель приосанилась. Не каждое дерево называют волшебным! Сорока застрекотала, не в силах больше молчать. Мимо просвистела шишка, и птица, едва успев увернуться, снова затихла. Ёж обиженно пыхтел — надо совсем ничего не смыслить, чтобы заставлять такого солидного господина, как он, болтаться в добром футе над землей. Но вырываться не стал: во-первых, так недолго и лапы переломать, а, во-вторых, господину ежу было интересно послушать, что скажет Маленькая разбойница (хоть он никогда бы и не признался в таком постыдном любопытстве). Но она больше ничего не сказала, только посадила ежа обратно в траву и ушла.
Сорока покрутила головой и, убедившись, что шишки ей больше не грозят, затараторила:
— Волшебный лес, ну, конечно же, волшебный лес! Потому они и остановились здесь. Разве стали бы они останавливаться в обычном лесу?
Лесные обитатели были уверены, что их гости — не простые люди. В самом деле, зачем бы Снежной королеве понадобился обыкновенный мальчик, пусть даже он умеет считать дроби и знает, сколько в какой стране квадратных миль и жителей? И уж тем более не была простой девочкой Герда, сумевшая вернуть его себе. Только Маленькая разбойница была самой обычной, именно таких, как она, в лесу встретишь чаще всего.
— Вот увидите, теперь о нас узнают при Дворе Их Величеств, и в каменных городах, и даже за Морем, — продолжала болтать сорока. Ей очень хотелось сделаться известной персоной.
А Маленькой разбойнице хотелось узнать, стоит ли Кай того, чтобы за ним идти на край света. Как любой девочке, это казалось ей самой важной, самой главной тайной. С тех пор, как Герда ушла на Север, она часто думала о незнакомом мальчишке и никак не могла решить, что же лучше: идти за кем-то на край света или знать, что, увези Снежная королева тебя, он пойдёт за тобой?
Герде хотелось домой. Дома ждала бабушка и розы, знакомая до последнего камушка мостовая, теплая постель и много лет заслуженного, выстраданного, вырванного у судьбы счастья. Счастья со светлыми глазами и исхудавшим лицом.
Чего хотелось Каю, никто не знал. И никому не приходило в голову спросить его об этом.

—Почему? Я не делаю ничего плохого. В конце концов, я ведь отпустила своего оленя, чтобы помочь ей, а он был моим любимцем. Я до сих пор скучаю по нему. Так почему бы ей не отпустить Кая? Может быть, он вернется сам?
— Может, вернется, а может, и нет, — пискнула полёвка, сидящая на плече Маленькой разбойницы, за последние два дня четырежды поссорившейся с Гердой и снова пришедшей на поляну посидеть в относительном одиночестве.
— Что хорошего в этом её городе? — встряла сорока.
— Не знаю, не видела. Я вообще мало чего видела, потому и решила стать путешественницей. А что видел он, кроме дома и Дворца Королевы?
Терновый куст вздохнул. Люди любят оправдывать свои желания всякими «объективными» причинами. А зачем? Не проще ли признаться себе: я так хочу?
Кай стоял у края поляны, в тени огромного бука. Даже терновый куст не услышал, как он пришёл. Маленькая разбойница нахмурилась и пересадила мышь со своего плеча на землю. Она нередко подслушивала, но очень не любила, когда подслушивали её.
— Я видел россыпи звезд, лабиринты ледяных зеркал и спирали ни на миг не замедляющих свой полёт снежинок, создающих прекрасные новые миры, которым срок жизни — всего одно мгновенье. Я видел Королеву, перед которой все женщины мира — глупые мышки.
— Но ты ушёл от неё, — упрямо возразила Маленькая разбойница, замечая, что успела встать, а Кай подошёл совсем близко.
— Потому что у меня есть Герда. Её любовь и её верность — это огненный меч, пламени которого боится даже Королева.
— Эк они тебя… закаляют. Кузнечных дел мастерицы...
Полёвка юркнула в траву, спряталась в дупло любопытная белка, и даже бесцеремонная сорока, то и дело оглядываясь, полетела прочь. Если подслушивать лесные жители ничуть не стеснялись, то подглядывать всегда считали недостойным.
А пусть бы и подглядывали. Порой случается, что ни до кого нет дела. Диким водопадом гремит в ушах собственная кровь, и чужие до того слова обретают запах, форму и смысл. В таких глазах, пожалуй, можно увидеть и звёзды, и лабиринты, и целые миры. Но зачем? Пусть лучше будет желание и чуть-чуть страха. И первый раз будет быстрым, нелепым, со сбитыми коленями и лезущими в рот волосами, с прикушенной до крови губой и сломанной пряжкой ремня, с недоумением и злостью на собственную неловкость.
В первый раз можно поторопиться, пусть ведёт, как в танце, мальчишка с нетерпеливыми руками. Потому что после будет второй, твой: долгий, сжимающий сердце нежностью, смывающий весь мир в бездонную пропасть на краю его стона. И измазанные землей и соком травы пальцы, целуя которые запомнишь навсегда, что его вкус похож на травяную горечь.
В сущности, край света — это совсем близко.

Если бы терновый куст счел нужным, он сказал бы Герде, что подсматривать — прежде всего опасно, рискуешь потерять куда больше, чем найдешь. Но куст был очень молчаливым, да и лезть в чужие дела не любил.
Герда стояла, вцепившись в колючую ветку, по ладони струилась кровь и капала на землю. Резко выдохнув, она ослабила хватку и удивленно поднесла руку к лицу. В крови чернела раздавленная ягода, засохшая, прошлогодняя, пережившая долгую зиму. Надо уйти тихо. Надо пойти и лечь спать, а утром они отправятся домой. Она устала от этого леса, и от дороги тоже устала, но на последний рывок её хватит.
Маленькая разбойница уехала утром, не попрощавшись. Она забудет всё за вторым поворотом. Почти забудет. Её проводила внимательным взглядом лисица, всё утро удивлявшаяся переполоху: сорока разнесла по всему лесу, будто кто-то кого-то заколдовал. Лисица неплохо знала людей и над трескотней сороки только посмеялась. Сколько их еще таких будет, заколдованных. Но в городах всё иначе, чопорно и стыло. Пусть мальчишка увезёт с собой немного лесной воли, раннего тепла и дыханья весны.
А терновый куст так и не смог решить, кто любит сильней: тот, кто всё прощает, или тот, кто не может простить именно потому, что любит?

______________